Всех нас каждую весну пугают энцефалитными клещами. И это правильно. Ведь в прошлом году впервые зафиксировано заражение на территории Москвы. Крайне страшное заболевание, как, впрочем, и болезнь Лайма. Однако это не единственная опасность, подстерегающая нас на улицах. Есть не менее страшные, но менее заметные опасности.

Сейчас в Москве огромное количество мигрантов из ближнего зарубежья, где с гигиеной, да и просто со здравоохранением крайне тяжело. Это хорошо заметно на майских праздниках — большинство коренных съехало на дачи, приезжие из других городов смотались на родину и Москву буквально заполнила Средняя Азия. Во всех торговых центрах, в метро, они ходят, гуляют, просто сидят. Что они несут в себе — неизвестно.

А в теплую погоду все вирусы и бактерии весьма неплохо себя чувствуют на свежем воздухе и вне человека. Именно в такое время, в конце апреля — начале мая, в прошлом году я неожиданно заболел. Температура скакала и не сбивалась жаропонижающими несколько дней. А потом неожиданно я оказался в инфекционке на Соколиной Горе с диагнозом — корь. Попытки выяснить, где такое мог подхватить привели к выводу о следующем. Вирус кори живет вне человека несколько часов, поэтому заразится можно в офисе, лифте, общественном транспорте, там, где больной мог проходить/проезжать. Импозантный седовласый профессор, посетивший меня с двумя симпатичными интернами женского пола, подтвердил догадку. Кроме того, он сообщил, что ноги растут у этого вируса скорее всего из Армении и Осетии. Дело в том, что, несмотря на все прививки, в данных странах наблюдается огромное количество «левых» вакцин на корь и именно в то время, что я заболел, в Москве была объявлена эпидемия кори. Такие вещи, как правило, не распространяются среди населения, а только внутри медицинского сообщества. Чтобы людей не пугать. Он рассказал еще о ряде «дружественных» стран, в которых есть другие «веселые» заболевания из-за плохих вакцин и вообще их отсутствия. И все они едут в Россию, и в частности в Москву.

Собственно в инфекционной больнице я и так вполне насмотрелся на различную заразу — мне делали два или три раза флюру, так как при кори часто бывают бактериальные осложнения. Ну а по всем законам жанра, флюра работала только одна на все корпуса и пришлось потолкаться с людьми из разных палат.

Раньше в каждом районе были санэпидемстанции, к ним были приписаны все детские и школьные учреждения, все заводы и институты, они контролировали транспорт, парки, водоемы… В разгул капитализма они стали не нужны. Деньги они должны зарабатывать сами, однако мало кто из частных предприятий хочет тратиться на какие-то там исследования и контроль. Последний помощник эпидемиолога был выпущен из института десять лет назад, с тех пор такой профессии не существует. Придет время, когда все это очень захотят все восстановить, главное, чтобы не было поздно.

Еще есть любители сырого мяса, певцы прекрасной говядины. Что ни пост о кулинарии, то о сырых стейках и кровавых вырезках. Многие у нас люди «ученые», знают, что такое стафилококк и стрептококк. Но прежде, чем попробовать данный кулинарный шедевр, поинтересуйтесь, что такое эхинококк, пусть общее окончание в этих трех словах не вводит вас в заблуждение об одинаковой природе.

И немного статистики: из тысячи освобожденных из мест заключения, триста человек больны открытой формой туберкулеза. При этом они находятся на учете, однако не госпитализированы и не лечатся, и ходят среди нас. Около двадцати лет назад у детей в школах и детсадах было отрицательное манту. Сейчас отрицательное манту встречается у двух-трех детей на тридцать человек, остальные с положительной пробой, а процентов 20-50 вообще находятся на учете в тубдиспансере.

Помните об этом, когда выходите на променад в общественное место, помните об этом, когда тащите своего малолетнего ребенка в торговый центр.